Анна Фрейд - против «простого бабьего счастья»

Галина Зайцева

- У нее был мужчина, которым она восхищалась - отец, и работа, которой она отдавалась - психоанализ. Этого ей вполне хватило

Биографы и писатели к фигуре Анны Фрейд относятся с некоторой опаской. Они ее не понимают. То ли дело Сабина Шпильрейн - "настоящая женщина"! Соблазнила великого Юнга, вошла в мир психоанализа через постель, делала ставку только на мужчин и строила глазки всему мировому психоаналитическому сообществу. За что и была им нежно любима. Ее работы даже снисходительно похваливали. Или второй, тоже "крайне женский" вариант - Саломея Ру, добрейшей души женщина, с открытым ртом слушавшая всех великих. Она ни разу не высказала своего мнения просто потому, что его у нее не было. Всю жизнь она провела в состоянии восторга -- ее ума хватало ровно на то, чтобы отделять  достойное восхищения от недостойного. 

А тут - основательница детского психоанализа Анна Фрейд. Открыла целое направление в науке, положила начало изучению психологических защит - способов нашего выживания в жестоком мире. На ее работы ссылаются, их цитируют, издают. В Лондоне существует известный на весь мир центр имени Анны Фрейд. Дело отца продолжала, но не копировала. Не пыталась, в отличие от массы учеников, быть святее Папы Римского. Работала по-своему. Никогда ни на каких мужчин не опиралась. Скорее наоборот - все последние годы жизни поддерживала отца. Замужем не была. Любовниками не обзаводилась. Детей не имела. Ну просто жуткая женщина…

Слишком много любви бывает

Фрейд боролся с инстинктами и показал роль подсознания в нашей жизни. Его дочь Анна всю жизнь боролась не со внутренним, а с внешним миром - сначала в семье за место в сердце отца, затем - в обществе за право жить по-своему, против идеи "простого бабьего счастья".

Фрейду и в голову не приходило, что мать может не любить рожденное ею дитя. Анна столкнулась с равнодушием матери с первых дней жизни и пришла к выводу, что отсутствие материнской любви ничто и никогда полностью не компенсирует.

Но лучше, как говорят американцы, "получить половину булки, чем вообще ничего", и если с мамой не повезло, пусть любит хоть кто-нибудь. Ребенку требуется целый океан любви - родительской, родственной, братской и сестринской, дружеской. Молчаливой и говорливой, с объятиями и поцелуями, с похвалами и с горой подарков. Слишком много любви не бывает. Бывает только слишком мало. Потом человеку всю жизнь черпать из этих запасов и одаривать своих детей, мужа или жену, друзей и даже кошку с собакой. Воспитание ставит всего лишь плотины для отвода потока в нужные русла - перенеси сексуальное влечение с папы на мужа, с мамы - на жену, с братьев и сестер - на соседей и коллег, избыток - перебрось в творчество. Лишенный материнской любви ребенок будет отмечен печалью на всю жизнь. А тот, которого вообще никто не любил, вырастет жестоким и несчастным разрушителем. 

Для нас в этой декларации нет ничего нового. Она звучала откровением сто лет назад, когда единственным стилем воспитания была строгость, а моральные нормы предпочитали в детей вколачивать -- он же маленький и слов не понимает. «Еще как понимает, но не пустые слова заумных взрослых, а все, что за ними стоит, -- утверждала Анна Фрейд. - И обмануть его невозможно. Ребенок -  вовсе не уменьшенная копия взрослого. Он - другой, он чувствует и думает по-другому. Но все мы были детьми и, поскольку до старости в каждом из нас жив ребенок, нам при желании не составляет труда понимать его и говорить с ним на его языке».

Нежеланная

Есть такой  еврейский анекдот: «Объявление в газете: "Доктор Розенблюм с супругой счастлив сообщить о рождении сына, доктора Джонотана Розенблюма". Замените фамилию Розенблюмов на Фрейдов, а Джонотана на Вильгельма, и вы получите текст телеграммы, который заготовил Зигмунд Фрейд за несколько недель до разрешения супруги от бремени, чтобы послать всем знакомым, а главное -- своему "дорогому другу", физиологу Вильгельму Флиссу. Он предвкушал, как обрадуется Флисс, узнав, что ребенка назвали его именем. По всем признакам акушерской науки тех лет у Марты Фрейд должен был родиться сын. А появилась третья дочка!

Итак, заготовленный текст телеграммы пропал. Фрейд был так огорчен, что только через несколько месяцев в одном из писем совсем на другую тему вскользь упомянул о рождении дочери Анны. К тому времени в семье было пятеро детей - старшая, мамина помощница и "хозяюшка" Матильда, три сына-наследника и папина любимица, "куколка" Софи. Семейные роли распределены. Анна оказалась лишней.

После родов Марта Фрейд впала в глубокую депрессию - она обманула ожидания мужа и "подсунула" вместо желанного сына ненужную дочь. Лекарств от депрессии в те годы еще не изобрели. Конечно, Фрейд мог излечить жену сам или направить ее к кому-либо из друзей-психоаналитиков. Но Марта отрицала абсолютно все, связанное с психоанализом, в том числе и возможность лечения.

Фрейд вкалывал по восемнадцать часов в сутки, чтобы обеспечить многочисленное семейство - за семь лет у него появилось шестеро детей. Денег едва хватало на необходимое, а Марта не справлялась ни с домом, ни с детьми. Пришлось пригласить младшую сестру жены Минни "за стол и кров" вести хозяйство. Фрейд был просто счастлив, когда она заодно взялась помогать ему в работе с пациентами и оказалась толковым секретарем..

В биографиях любят с умилением писать, будто у маленькой Анны было сразу "две мамы". За этой фразой скрывается печальная истина:  две мамы все равно что ни одной. Минни трудилась на "трех фронтах" -- как экономка, секретарь и медсестра. Марту  детский плач раздражал, шумная возня утомляла. Анну она просто не замечала. Один из видных ученых-психоаналитиков позже сурово заметит: "Депрессивная мать - все равно что мертвая мать». Депрессия плоха тем, что человек утрачивает способность любить. Женщина ухаживает за ребенком как автомат, без душевного тепла и ласки. А ведь даже в эксперименте новорожденные обезьянки предпочитали холодной металлической имитации мамы, обильно дающей молоко, теплую и пушистую мягкую куклу, не кормящую, но зато предоставляющую ощущение тепла и защищенности.

"Твой верный солдат"

Раз уж Анне не досталась материнская любовь, она ввязалась в суровую битву с братьями и сестрами за отцовскую. Он предпочитал старших, но маленькой Анне тоже перепадали крохи отцовской привязанности - Фрейд депрессией не страдал.

В тринадцать лет у Анны хватает ума задать отцу вопрос, перевернувший всю ее жизнь: "Папа, а что такое психоанализ?" За одну полуторачасовую беседу она добилась большего, чем за все прожитые тринадцать лет - завоевала сердце отца. Она все схватывала на лету, и восхищенный папа тут же пригласил ее на свою лекцию, а затем - на заседания Венского психоаналитического общества и даже на приемы больных.

Любимое стихотворение ее детских лет - "Гренадеры" Генриха Гейне, в котором наполеоновские солдаты готовы ради императора отказаться от семьи и детей, отдать жизнь, лишь бы восстать из могилы, когда ОН будет проезжать мимо.

То ОН над могилою едет!

Знамена победно шумят…

Тут выйдет к тебе, император,

Из гроба твой верный солдат!

Вот с таким настроением Анна входит в жизнь. Она навсегда останется на стороне тех, кого не любят и обижают -- всех маленьких, больных и беспомощных. Она научится быть отцом -  поразительно, и тем не менее факт - именно отцом и другом -- для многих чужих детей, так как знает , каким должен быть настоящий папа. Но никогда не рискнет обзавестись собственными детьми, просто потому, что понятия не имеет, как быть хорошей мамой, а плохой быть не хочет. Она понимает, каково страдать безо всякой вины и что значит быть жертвой. 

Женщина работать не должна!

Софи Фрейд, темнокудрая и красивая, как девушка с коробки шоколадных конфет, подруга детства и соседка Анны по комнате, собралась замуж. Всю последнюю ночь под родительским кровом она рыдала в объятьях шестнадцатилетней Анны и взяла с нее клятвенное обещание - "позаботиться о детях, когда меня не станет". Несколько странное заявление для счастливой невесты перед свадьбой, не правда ли? И она действительно умерла через семь лет, когда ей было всего двадцать пять. Анна исполнила клятву и вырастила ее сына.

После замужества сестры Анна окончила школу и осталась единственной невестой в доме Фрейда. Ей полагалось выйти замуж и рожать детей. За нею увивались молодые люди - "Позвольте вашу ручку", "Розочка в вашей прическе соперничает с румянцем на ваших щечках". Она была не так хороша, как Софи, но очень симпатичная. Ее вывозили на балы - шел 1913 год. Все чувствовали, что старой жизни приходит конец, но притворялись, будто все в порядке и веселились, как в последний раз.

Она едва успела заглянуть в дивный свободный мир психоанализа, где с ней на равных говорили о любви, сексе, Боге и смерти лучшие умы Европы. А ей уже предлагают захлопнуть дверь и ограничится классическим немецким набором из четырех "К" -- Kuche, Kinder, Kirche, Kleider - кухня, дети, церковь, платья.

И она поняла две вещи, которые ввергли ее в жестокую депрессию. Первое - невозможно сочетать брак с учебой в университете и серьезной работой. Ни один коммерсант или адвокат в качестве мужа этого не потерпит. Ее попытки говорить с потенциальными женихами о продолжении образования вызывали непонимание и обиду: "Разве я, как мужчина, не смогу содержать семью?!" 

Второе - ей нечего рассчитывать на спутника жизни из психоаналитических кругов. Все они милостиво позволяют жене задавать вопросы, помогать, но --никак не заниматься собственным делом. 

Ее отец разделял все мужские предрассудки и утверждал, что в силу физиологических особенностей интеллект женщины ниже, чем  мужчины. Но он был гением и не воспринимал дочь как конкурента. Напротив -- приходил в  восторг от ее успехов  и  поощрял все,  связанное с наукой. 

Немного позже Анна превратилась для отца в его второе "я". Она отвечала  на адресованные ему письма, читала за него доклады, принимала почетные награды и дипломы  и даже представляла  на похоронах его матери.

Стань как враг, только сильнее

Когда она спросила папу, как быть -- идти замуж или продолжать учебу, он отправил ее путешествовать. Через пять месяцев Анна вернулась из Италии и поступила в университет, а через пять лет получила диплом учительницы. Отец гордился дочерью и считал единственным ее недостатком привычку сутулиться. Друзья по психоаналитическому кружку подшучивали над ее увлечением вязанием - они толковали движения спиц как непрерывный и никак не завершающийся оргазмом половой акт, в чем были совершенно правы. И рекомендовали заместить половую жизнь чем-то более значимым.

После завершения четырехлетнего курса психоанализа у отца Анна с предельной откровенностью изложила собственные переживания в докладе "Фантазия избиения во сне и наяву", вступила в Венское психоаналитическое общество и навсегда избавилась от вязальных спиц.

Анна Фрейд открыла способ защиты от общества -- "идентификацию с агрессором". Мир на тебя давит - выбери самого сильного своего противника, превратись в него, стань таким же сильным, умным, хитрым. Будь, как он, усвой его приемы, все запомни и делай как он, только лучше. Агрессора для нее воплощал горячо любимый папа, который сначала пренебрегал ею, а потом заявлял вместе с консервативным большинством: "Пол -- это судьба".

Если бы Анна ограничилась только защитой "буду как папа", то ничем бы не отличалась от массы фрейдовских учеников. Она же, будучи сильной и талантливой от природы, со свойственной женщинам гибкостью сама превратилась в роль, которую сначала просто играла. Встав на плечи великого отца, она видела дальше и умела больше.

Доктор в шубе Санта Клауса

Если первоначально коллеги по психоаналитическому обществу относились к Анне Фрейд как к котенку, которого им подсунул позабавиться Фрейд, то теперь, к своему ужасу, они обнаружили, что игривый котенок вырос в тигрицу, с которой приходится считаться независимо от папы. Она имела большой опыт борьбы с конкурентами в лице многочисленных братьев и сестер. Поэтому  ни с кем открыто не конфликтовала - как в семье она заняла свободное место "умницы", так и здесь взялась за вакансию -- лечение детей.

Ребенок - всегда невероятно большая проблема для психоаналитика. Платят за него родители, для которых единственный критерий лечения "пусть меня слушается", да еще и невольно ревнуют к доктору. И если подросток говорит с доктором охотно, то малыш пяти-шести лет вообще не понимает, зачем его к доктору привели. Нет у него, в отличие от взрослого, никаких свободных ассоциаций и потока сознания. Он эту тетку до смерти боится и не хочет на нее смотреть.

Анна Фрейд прыгала с детьми со стола на пол, строила дома из стульев, разливала воду и ломала игрушки, лишь бы завоевать доверие. Это она придумала "анализ через игру" - "Вот кубики, построй домик. Где бы ты хотел жить, на крыше? А куда бы поселил братика? Ах, в подвал - как интересно…" Она научилась у профессиональных фокусников куче трюков, чтобы привлечь внимание и завоевать доверие ребенка. Наряжалась под Новый год в Санта Клауса и дарила подарки, навещала дома, если кто-то из малышей болел.

Она была бесконечно далека от классического в нашем преставлении образа аналитика - отстраненного, холодного, рассудочного. И если сначала ей приходилось лечить детей отцовских пациентов и знакомых, причем чуть ли не каждый упрекал ее в отсутствии медицинского образования, то через три года у нее не было отбоя от маленьких пациентов, вслед за которыми обращались за лечением и родители.

Как хочу, так и живу

В 1925 году у Анны появилась странная, на посторонний взгляд, семья. К ней приехала Дороти Тиффани Берлингем с четырьмя детьми. Сбежала от безумного мужа, который терроризировал ее, угрожал самоубийством и, к некоторому облегчению родни, через год свою угрозу исполнил, выпрыгнув из окна. Денег у Дороти хватало - ее отец был знаменитым американским фабрикантом Тиффани. Но без мужской поддержки она чувствовала себя совершенно беспомощной, так как выбрала именно тот путь, по которому не пошла Анна -  замужество и семью.

Анна была для детей Дороти отцом - да-да, именно отцом, и вовсе не в силу особых сексуальных предпочтений. Позже начнут философствовать на тему, была ли Анна скрытой лесбиянкой, как до сих пор рассуждают, спал ли Фрейд со свояченицей Минни, а если спал, то почему об этом никто не знает.

Фрейд считал, что женщина по природе менее нравственна, чем мужчина. Чтобы доказать отцу обратное, Анна всегда жила по строгим моральным принципам. Между ней и Дороти никогда не было физической близости - их жизнь проходила под строгим оком родни, гостей, коллег и пациентов. Уж кто-нибудь бы с радостью отметил любую двусмысленную мелочь. Анна никогда в своей жизни не переходила грань, не бросалась в крайности. Она отличалась редкой психологической устойчивостью и душевным равновесием, прожив жизнь так, как хотела сама. С Дороти они не расставались до самой ее смерти в 1979 году.

Лучшая месть - твой собственный успех

Единственным и очень своеобразным врагом Анны "на всю жизнь" была известная дама-психоаналитик Мелани Клайн. Своеобразным - потому что удары всегда наносились с одной стороны - со стороны Мелани, и попадали словно в ком ваты. Анна никогда не была ни мстительной, ни злой.

Мелани создала свою теорию - ребенок рождается, полный зависти и ненависти ко всему, чем хочет, но не может обладать, и потому, вырастая, стремится все хорошее или отобрать, или уничтожить. Поскольку каждый создает теорию, исходя из себя и своих проблем, легко представить, какой завистливой стервой была Мелани Клайн. Ее так грызла зависть, что она уехала в Англию, лишь бы находиться подальше от Анны Фрейд, ее гениального папы и прочих ясных умов немецкого психоанализа. Основала там свою школу. Но тут  в Германии пришел к власти фашизм.

В 1938 году Анну вызвали на допрос в гестапо. Она взяла с собой ампулу с цианистым калием - боялась пыток. Когда она вернулась, отец сказал: "Мы уезжаем". Французская принцесса Мария Бонапарт, послы Франции и США в Австрии выкупили у фашистов жизнь Фрейда, его жены и дочери. 

А Мелани Клайн тем временем грозила скандалом Эрнсту Джонсу, президенту Британского психоаналитического общества: "Я понимаю, что Фрейда надо спасать, но почему он должен ехать именно в Англию?!" Поэтому англичане встретили Анну с престарелым отцом очень сдержанно. Из-за интриг Мелани  Анна несколько лет не могла получить даже лицензию на право работы в Англии.

"Я ничего не забываю"

Осенью 1939 года началась Вторая мировая война. Той же осенью Фрейд попросил Анну сделать ему смертельный укол морфия. Его убивал не давно привычный рак, а война. Анна к просьбе отца "уйти достойно" отнеслась с пониманием. Сама делать инъекцию отказалась, но держала отца за руку до последнего вдоха. Смертельную дозу лекарства ввел врач, Макс Шур. Фрейд так и не узнал, что все его сестры были сожжены в крематории одного из тысяч фашистских концлагерей. Зато узнала Анна.

Она больше не вернулась в Германию. Никогда не говорила по-немецки, даже встречаясь со старыми друзьями, для которых, как и для нее, этот язык был родным. В 1971 году она приехала на конгресс в Вену и посетила свой старый дом вместе с группой туристов. И свой доклад прочитала на английском.

С 1976 года Анна страдала анемией. Ей были необходимы постоянные переливания крови, которые делали каждое воскресенье, чтобы в понедельник она могла приступить к работе.

Она всю жизнь занималась не только наукой, но и лечением. Консультировала в числе многих знаменитостей и Мерилин Монро, которой поставила диагноз "депрессивный и истерический склад личности". Она видела две мировые войны, ядерный взрыв в Хиросиме, движение хиппи и сексуальную революцию. И умерла в возрасте 86 лет, дожив до глубокой старости в ясном и здравом уме, как принято у тех, кто находит свое счастье в глубине собственной души, а не в окружающем мире.